Письма в будущее ----- 2017
Часть 1. Просрочка
Фильм «Просрочка» — довольно простая история в духе “сказки о потерянном времени”, но потеряны в данном случае абстрактные «социалистические обязательства»- те радужные обещания, читая которые, наши советские соотечественники стояли одной ногой в коммунизме. Герои — аллегории 2017, 1967 и 1917 годов. У них символическая разница в возрасте, альтернативная привычным представлениям о подобных метафорах. Наш современник 2017 — старик, мужчина из 1967 года — среднего возраста, 1917 — очень юное существо неопределённого пола. В фильме показаны их запутанные взаимоотношения и конфликты, один из которых приводит к убийству. Но убийце удаётся избежать наказания, вскоре он становится звездой, пишет книгу и всюду на телеэкранах проповедует свои новые, отнюдь не социалистические ценности.
Часть 2. Комсомольцы будущего
Комсомольцами будущего будут животные, потому что природа поглотит людей. Однажды мы проснёмся уже поглощёнными природой, и уже ничего нельзя будет поделать. Животные и растения будут писать письма нам и нашим родителям в прошлое, как бы извиняясь за это внезапное поглощение и желая наладить диалог, но стена непонимания не даст нам контактировать. Только одно письмо из будущего на русском языке придёт однажды, оно будет таким: «Учите языки животных, и вы быстрее вступите в коммунизм».
Диалог козла и белочки
Б: — Сережа, мы должны поговорить с ними, они там совсем одни, потерянные и бессильные, разве тебе не жаль этих несчастных людей?
К: — Нет, Люся, не жаль. Вспомни, как они охотились на таких, как ты, и разводили на фермах, чтобы съедать миллионы таких, как я. Они расстреливали нас из забавы и держали в унизительных чудовищных условиях. Теперь скажи мне, почему после того, как мы, наконец, вырвались из-под человеческого гнёта, мы должны писать им письма и утешать?
Б: — Потому что сейчас всё иначе, Сережа. Сейчас мы властны делать с ними все то, что делали они с нами, и я предлагаю не уподобляться им, потому что мы умнее.
К: — Я не буду спорить, мы умнее, поэтому я предлагаю уничтожить целиком их популяцию и стать свободными уже навсегда. Если мы этого не сделаем, они обязательно размножатся, накопят силы, выберут себе царя и попробуют взять власть обратно.
Б: — Ты уверен, что, уничтожив популяцию людей в зародыше, ты сможешь спокойно жить и строить наше общее будущее?
К: — Неужели ты, как эти люди, поддалась этому религиозному мракобесию?
Б: — Конечно нет. Я всего лишь практикую эмпатию. Враг – это человеческое понятие, а мы не должны жить по человеческим понятиям, если не хотим закончить так же, как они.
К: — А ты считаешь, что, если мы уничтожим людей, то у нас отберут власть бактерии?
Б: — Ты слышал о понятии мэнсплейнинга?
К: — Это человеческое понятие, по которым ты не хочешь жить.
Б: — Но это относится не столько к человеческим мужчинам, сколько к тем, кто злоупотребляет своей иерархической позицией.
К: — Ты, белка, серьёзно считаешь, что у меня есть какие-то иерархии по отношению к тебе?
Б: — Ты говоришь с позиции силы – силы, которая победила людей. Я на более хрупкой позиции, потому что моя точка зрения непопулярна среди наших товарищей. Но я считаю, что мы не можем быть уверены в том, что наше мнение – истина в последней инстанции. Это я тебе сейчас говорю.
К: — Ну хорошо, но ты скажи тогда, для чего людям, которых осталось от силы 100-200 штук на планете, отвечать на наши реверансы? Они ненавидят нас лютой ненавистью, сидя в своих берлогах.
Б: — Да, ты прав. Этого я боюсь больше всего. Что коммуникацию уже больше никогда не наладить, потому что для них мы соответствуем концепции врага.
К: — Вот именно. Люди, которые считали, что животные – миленькие, остались в прошлом. Почему бы тебе не написать письмо в прошлое, Люся?
Б: — Неплохая идея.
К: — Я пошутил, ты чего?
Б: — Нет, серьёзно! Наладив связь с людьми прошлого, мы можем изменить будущее, и возможно, нам не пришлось бы ни у кого захватывать власть и никого уничтожать.
К: — Хочешь обратно к ним в рабство? Сидеть в зоопарке и щелкать вонючие семечки с руки?
Б: — Прекрати! Я говорю о том потенциальном прошлом, которое для них будущее. Я мечтаю, чтобы люди сами осознали свои ошибки и наладили новые отношения с животными, основанные на равенстве и уважении.
К: — Ты знаешь, если бы человеческие большевики попробовали наладить отношения с царём, то людьми на территории России, например, до сих пор бы правил царь.
Б: — Понимаешь, здесь, в будущем, мы находимся в безопасности, и тут мы в позиции силы. Если бы мои прабабушки, живущие в городских парках, попробовали писать людям письма, никто не воспринял бы их всерьез.
К: — Ну что ж, попробуй, я посмотрю, что у тебя получится.
Б: — Понимаешь, люди всю жизнь стремились к прогрессу, а мы своей революцией поставили на прогрессе жирную точку. Но если наша история будет линейна и стремительна, без оглядки назад, то это тоже будет своего рода прогресс. А ты уже знаешь на человеческом примере, к чему это приводит.
К: — Подожди, это притянуто за уши.
Б : — Мы теперь самые сильные существа на планете и мы должны постоянно проверять себя, не вскружила ни нам головы власть, не начали ли мы, как люди, стремиться к человеческому «прогрессу». А для этого нужно держать связь с предыдущими поколениями сильных, следить за ними и делать в точности наоборот.
К: — Если бы мы делали в точности наоборот, то не было бы никакой революции, и мы сейчас с тобой не говорили бы вот так свободно, а томились бы в рабстве. Вот скажи, белка, революция – это человеческая природа или животная?
Б: — Конечно, человеческая.
К: — Значит, мы уже в какой-то степени прогрессируем.
Б: — Если считать человека – царём природы, то да. Но человек сейчас на низшей ступени природной иерархии, поэтому то, что животные совершили революцию, означает для нас регресс.
К: — А что для нас тогда прогресс в нечелоческом измерении?
Б: — Мы должны это выяснить коллективно, постоянно соотнося свою практику с другими. И свою революцию с другими революциями.
К: — Ладно, Люся, я тебя понял. Давай напишем им письмо. Но ты знаешь, как я отношусь к этим лысым мерзавцам, поэтому составляй ты. Я могу только гадостей им написать. Мне даже сложно вообразить, что с ними можно быть вежливым.
Б: — Во мне тоже есть злость, ты не думай, что мы, белки, умеем только жалеть.
К: — Только давай не будем созывать звериную ассамблею для этого дела.
Б: — Давай обратимся к коммунистам в 1967 год, может быть они способны хоть на какое-то понимание. Оттепель – всё-таки время чуть более эмпатичней, чем то, что было до и после.
К: — А на какой адрес ты будешь посылать?
Б: — Лениградское отделении Центрального НИИ Связи. Надеюсь, там найдут, как расшифровать и перевести.
К: — Давай, диктуй.