Была на суде у Филинкова. Суд о ходатайстве об изменении меры пресечения на домашний арест. Приехала в Дзержинский суд к 10 утра, уже голодная после завтрака, у метро купила пирожок и положила в рюкзак. Оказалось, приезжать за 15 минут не нужно было — перед началом всех мариновали больше часа. Я успела нарисовать томящихся в духоте подруг. Потом длинный худой пристав отогнал всех в конец коридора – повели Виктора, все настроили свои мобильники на поднятых руках. Раздались аплодисменты. Почему-то мой слух ожидал огромной овации, грустно резануло то, как нас мало – человек 15-20? Или это много? Или половина рук было занято видеосъемкой? В зал суда не сразу пустили. Казалось, что все вокруг очень хрупко, и нас всех в любой момент могут отсюда больше никогда не выпустить. У меня тряслись руки, поэтому единственный рисунок с Виктором вышел не очень-то чёткий. Сам Виктор выглядел как человек, не потерявший надежду. Я заметила на ботинках довольно странные шнурки (из пакетов, как он описывал или просто ему кто-то дал белые шнурки на время заседания?). А голос судьи оказался неожиданно добрым и вежливым, как голос школьного психолога. Ну, конечно же, нас выгнали, и суд стал думать над тем, делать ли заседание закрытым. Через час ожидания я достала свой остывший пирожок. Долговязый пристав мучился и всех отгонял с прохода, от стен, от дверей. Но пришедшие на него реагировали как на надоедливую муху. Их интересовали только большие деревянные двери, за которыми всё происходило. Я рисовала его и думала, бьет ли он жену и детей. В конце концов, он вызвал другого пристава, с челкой и в обычных джинсах вместо форменных штанов. Тот стоял у дверей более спокойно. Неожиданно коридор овеяло свежим ветром – это рабочие носили мебель. Мимо проплыли две массивные деревянные скамьи, шкаф и целая анфилада судебных тронов с гербами, один из них вообще без сиденья, как будто из него хотели изготовить дачный туалет. Пристав с чёлкой отвлёкся и куда-то отошёл, и рабочий тут же подскочил к нашему заветному залу №9, засунулся в дверь и громко спросил: «Шкаф к вам заносить?» Вышла секретарша в сером платье и ответила, что нужно подождать конца заседания. Да, кстати, оно уже давно шло, ведь нас даже не позвали в зал объявить о том, что суд решил закрыть заседание. Люди ворчали и писали жалобы. Настя показывала мне книгу «Страдающее средневековье», там была глава о том, что в 12-14 вв. юридические кодексы обильно украшались рисунками гигантских пенисов. Вернулся длинный нервный пристав и снова всех отогнал в конец коридора. Вывели Виктора под конвоем. Аплодисменты и крики поддержки – даже громче, чем в первый раз. Суд снова удалился на совещание. Рабочие закончили свою погрузку, и вокруг снова воцарилась духота. Кто-то принёс сок, печенье и бананы. Пристав (с чёлкой) сразу подскочил и сказал, что есть тут запрещено. Наверное, он сам был голодный. Минут пять действительно никто не ел. Но потом все равно стали передавать друг другу печенье, делиться бананами и разливать в стаканы сок. Ему, видимо, было лень, и он больше ничего не сказал. Вышел адвокат Черкасов и сказал, что ждать еще как минимум час. Мы все тут сидели уже 4 часа. Многие вышли покурить, пообедать, чтобы потом вернуться. Я ушла, потому что мозг совсем ослабел. Уже дома я прочитала, что суд в 15.46 вынес решение об аресте Виктора до 22 июня. Было ощущение тягостного абсурда, с которым все почти смирились. Но нет, надеюсь, что нет.